Вчера привезли пленку для окон и потолка в разбитую ВСУ школу – они просили. Зашли в нее. Окна разбиты, к ним приставлены парты, на партах стулья – оттуда стреляли. Полы завалены каким-то нехорошим мусором. Среди прочего – зеленые пакеты из-под сухпайков и пустые бутылки элитного алкоголя. Это украинские военные разбили близлежащий магазин и вытянули бутылки оттуда. К слову, в прежние годы ВСУ «окормляли» эту школу. Они приходили сюда, учили военному делу, произносили патриотические речи, раздавали детям открытки, которые можно было отправить бойцам ВСУ. В это время их родители платили налог на АТО. Платили копейки, но психологически эти копейки повязали их с украинской армией.
Дети думали на русском. Дома говорили с родителями на русском. Отвечая на уроках, они переводили в голове ответ с русского на украинский. Я стояла в загаженном коридоре школы и разговаривала с учителем русского языка. Правда, теперь она – учитель зарубежной литературы, и на Достоевского у нее полтора часа. Поэтому дети знают о «Преступлении и наказании» только то, что какой-то мужик зарубил бабку топором. Учительница говорила, что при переводе на украинский русское произведение теряло свой дух, а дети просили разрешения читать русские книги на русском. Им не было запрещено, но их предупреждали – спрашивать с них будут на украинском и контрольную они не сдадут. И тут подошли завуч и директор. Я попросила разрешения их сфотографировать и сфотографироваться с ними. Мне отказали.
– Почему? – спросила я.
– Да ну, хотите приезжать помогать, приезжайте. А через десять дней сюда вернется Украина и что с нами будут за эти ваши фотографии делать?
– А почему вы думаете, что вернется Украина? – спросил Юрий, депутат ДНР, находившийся со мной. А с ним находился еще вооруженный человек.
– А потому, что мы смотрим телевидение Украины. У нас есть генератор, мы можем смотреть. А Украина говорит, что через десять дней будет в Крыму.
Мы с Юрой переглянулись. Мы находились на уже освобожденной территории.
– Значит, вы все эти годы спокойно платили налог на АТО, - сказала я, постаравшись подавить раздражение. – Вы знали, что Донецк расстреливают. Вы позволили отнять у вас русский язык, и вы ни разу не сопротивлялись. А теперь вы ждете назад украинскую армию?
– Мы ее боимся, - сказали мне. – Мы повязаны с ней страхом. А вас как, простите, зовут? Марина. А вас, Марина, мы не боимся. Когда армия ДНР зашла, мы из подвалов вылезли. Когда украинская армия зайдет, мы снова в подвалы залезем. Мы уже видели, что наши с нами делали. Извините, нам страшно. А ДНР-ы ваши и россияне тут ездят, мы живем как обычно, мы итак знаем, что они нас не тронут.
– Почему вы выбрали страх? – спросила я. – Вы же – люди. Разве можно всегда бояться.
– Мы люди, - ответили мне. – Но мы люди – подневольные.
– А ты, - я повернулась к мальчику четырнадцати лет, - что обо всем думаешь? Тебе же тоже украинские военные читали лекции.
– Да, - ответил он, - и я видел, как потом украинские танки по нашим домам стреляли. Я только не понял – зачем. А «Гарри Поттера» не забудете мне привезти?
Я, конечно, не забуду Гарри Поттера привезти, если найду его в Донецке. Считаю, что людям, которых Украина заставила забыть самих себя, надо больше общаться с нами – со своими. А забыть самих себя – это главное зло, которое Украина с ними за 8 лет натворила.
